Ислам и российские регионы: «ядро» и «периферии»

Ислам и российские регионы: «ядро» и «периферии» современной отечественной мусульманской трансформации

Цель данной работы - анализ пространственных характеристик ислама в пределах мусульманских коммуникаций Каспийско-Предкавказского пограничного ареала России.
Мы предлагаем пространственный подход к отечественному пограничному исламу с опорой на методику норвежского ученого Стейна Роккана. Здесь использована концепция «пути коммуникации» Роккана для сравнительного исследования российских регионов.
В пределах указанного мезорегиона объектом исследования станут локальные исламополитические модели Дагестана, Аст-рахани и Ульяновска. Выбор этих регионов имеет хорошие ана-литические перспективы, особенно если учесть ярко и стреми-тельно нарастающее исламское давление с мусульманского Юга на полумусульманский Север. Здесь важно определить место данных регионов в системе координат исламского возрождения в мире. Их место в общей картине исламских координат показано на рисунке 1. Это значит, что наше исследование обрисовывает исламскую политику в терминах пространственной политологии на основе трехуровневой формулы: «центр (ядро)», «полупериферия» и «периферия» российского мусульманского мира.

Рис. 1. Российская ось исламских координат (полумусульманское евразийское пограничье) в контексте мирового исламского развития

Каспийский мезорегион - один из ключевых для России полиэтничных переселенческих районов позднего формирования, «смешанная» суперэтническая общность, не формально образованная, а содержательно наполненная, хотя границы в ее составе изменялись многократно. Несмотря на существование большого количества субареалов, отграничить один от другого всегда бывало достаточно сложно. Такая историко-демографическая особенность региона определила «взаимопроникающее» этноконфессиональное содержание: христианское и мусульманское, с буддистско-ламаистским окаймлением, иудаистским включением. Одновременно, как будет показано, эта специфика предопределила значительный потенциал политической «пластичности» и социальной устойчивости региона.
Сегодня проблемы Каспийского моря и его побережья продолжают набирать актуальность, затрагивая большие массы людей, ныне все более ощущающих свою общность. И в мировой истории (Л. Н. Гумилев), и в системе современных международных отношений, и в экономической политике самих прикаспийских стран морское побережье составляет «активно действующую периферию» . Иными словами, этот регион, всегда являясь рискованным для проживания и хозяйствования, сегодня стал представлять собой перспективный центр притяжения и сферу жизненных интересов для международных кругов, национальных и региональных стратегических группировок.

При худшем для России развитии событий, как это имело место в 1990-е гг., данное обстоятельство дает основания рассматривать вероятность превращения региона в «полупроводника конфликтных импульсов» (В. Цымбурский). При благоприятном развитии ситуации этот ареал может играть роль «цивилизационного тоннеля», соединяя Россию с исламским миром.
Теперь вернемся к конкретным региональным образцам. Исследование организовано таким образом, чтобы объяснить три вида российского пограничного ислама. Мы считаем, что выбор Дагестана, Астраханской и Ульяновской областей как ядра, полупериферии и периферии российского мусульманского пространства, соответственно, имеет хорошие аналитические перспективы именно в плане изучения особых проявлений пограничного ислама. Случаи политизации ислама на примере Дагестана, Астрахани и Ульяновска (вдоль линий основных мусульманских коммуникаций России) составляют очень интересный и неслучайный контраст. Они отражают исламскую политику «ядра» (core - Дагестан), «полупериферии» (semi-periphery - Астрахань) и «периферии» (Ульяновск).
Выбор критерия «Центр - периферия» осуществляется по принципу внутренних качественных характеристик ислама. В этом отношении центральное звено (Дагестан) отличается более высокой организацией и мобилизацией ислама. Республика представляет собой пример стремительного исламского возрож-дения, олицетворяя пассионарное ядро миграционного и религи-озного давления на южные границы России . Она выступает в качестве более органичного исламского социума, выработавшего передовые исламские идеи и практики, обладавшего высоким социальным и политическим динамизмом . Как будет показано, местному исламскому развитию присущи массовый охват, творческая сложность и самодостаточность. В пределах каспийско - предкавказского перекрестка Дагестан является не только ключевым источником мусульманского социального протеста и активных исламских коммуникаций. Сегодня эта республика выступает как «ядро» российского мусульманского пространства, так или иначе оказывающая активное воздействие на прочие ареалы.
Полупериферия олицетворяет астраханский мусульманский синтез, который сложился под влиянием дагестанского шафиитско-суфийского ислама. Полупериферия рассматривается нами как связующее звено в исламских коммуникациях. Полупериферийный статус Астрахани связан с ее уникальной ролью межцивилизационного религиозно-культурного перекрестка. Исторически Астрахань ассоциировалась не только с Каспием, но и всем комплексом каспийско-предкавказских проблем. Она испытывала и продолжает испытывать нарастающее социальнорелигиозное давление «ядра», обладая при этом высоким потенциалом поглощения конфликтных импульсов.
Наконец, для периферийного ульяновского звена свойственны слабая социальная мобилизация и вовлеченность, поверхностное усвоение ислама и, как результат, деградация созданных в 1990-е гг. мусульманских институтов .
С точки зрения мусульманской религии указанные регионы содержат в себе различные, а порой и противоположные векторы исламской эволюции. Закрепив особое место дагестанского ислама, позволим себе небольшое сравнение географических и историко-культурных характеристик Астрахани и Ульяновска, которые оказали воздействие на развитие местных форм мусульманства.

Именно в Астрахани известный шотландский библеист и миссионер Э. Гендерсон намеревался в 1821-1822 гг. устроить свою резиденцию для руководства деятельностью Библейского общества в тюркской Евразии. Он писал, что Астрахань «в силу ее территориального положения ... можно считать великим ключом не только к народам, исповедующим христианство и населяющим страны между Каспийским и Черным морями, но и к нескольким миллионам магометан и значительному числу язычников Центральной Азии» . Данные факты объясняют неизменно высокий уровень исламских коммуникаций в направлении Астрахани.
Напротив, Ульяновский регион, олицетворяющий статичную континентальную Россию, является северо-западным пограничьем исламского мира. Но в отличие от соседних Татарстана и Башкирии, которые играли роль самостоятельных «северных форпостов мусульманского мира», исторически он был «погружен» в православие. К тому же он развивался в соприкосновении с полуязыческим финно-угорским и тюркским ареалом мордвы и чувашей. Поэтому ульяновский ислам содержал в себе следы двойной периферийности.
Религиозное самочувствие обоих регионов стало еще больше различаться в советскую эпоху. В то время как в Астрахани в силу вышеуказанных причин чувствовался более-менее открытый либеральный дух портового и транзитного города, Ульяновск, ставший «большевистским Вифлеемом» как родина Ленина, был превращен в город атеизма. В постсоветский период в силу целого ряда обстоятельств местная мусульманская активность оказалась перегружена интригами и банальными коммерческими интересами официальных религиозных лидеров. Уже к концу 2002 г. ульяновская исламская община оказалась в состоянии полного изнеможения и кризиса.
Таким образом, процесс исламского возрождения на различных территориях приобретал свою собственную логику и динамику. Поэтому локальный уровень «исламской альтернативы» (выражение позаимствовано у исламского политического деятеля и мыслителя Гейдара Джемаля) может рассматриваться как весьма плодотворная единица политического анализа.
Проведенная работа позволяет сделать следующий вывод. Анализ подтвердил значительный эвристический потенциал многоуровневого подхода к изучению ислама с выделением его жизнеспособного локального звена. Именно такой подход позволяет лучше понять внутреннюю динамику различающихся региональных исламополитических примеров. Это в лишний раз подтверждает истину о том, что, чем глубже уходит аналитик в почву, тем целостнее создаваемый им образ реальности.
Е. Ю. Иванова-Малофеева